About Илья Латыпов

Posts by Илья Латыпов:

Общность и изоляция людей

Жена на днях подходит ко мне, держа в руках три разных тапка.

— Вот только у нас может быть такое! (намекая на то, что нигде не может найти вторую пару этих тапок).
Я смеюсь и говорю, что, скорее всего, точно такая же фраза прямо сейчас произносится в тысячах семей по всему миру. И более того — практически всё, что творится у нас в квартире, в различных вариациях повторяется у миллионов людей.
Это главная особенность того, что мы не в состоянии непосредственно проникнуть в сознание других людей — ощущение изоляции и уникальности того, что мы переживаем и того, что с нами происходит. Только я дергаюсь и волнуюсь во время выполнения ответственной работы — все остальные спокойны и уверены в себе. Только я могу постоянно куда-то опаздывать. Только у меня в квартире такой бардак и столько пыли под кроватью. Только у меня ребенок в садике до сих пор не может нормально самостоятельно одеваться. Только у меня зеркало в ванной забрызгано зубной пастой. Никто, кроме меня, не смотрит сериалы вместо противной, но срочной работы. Только ты смущаешься и стыдишься в нелепой ситуации — все остальные легко и непринужденно принимают свои нелепости. И так далее, и тому подобное — варианты разные, но суть одна — мои недостатки это нечто уникальное.

Как личности со своим жизненным опытом и своим генетическим набором мы действительно уникальны. А вот в своих действиях, мыслях и переживаниях — типичны процентов на 90. В детстве для меня было откровением, что «будильник не зазвонил» и «автобус сломался» в качестве отмазки при опоздании на урок — не моя персональная придумка. И даже «по льду шел, упал, растянул ногу, пришлось идти домой» — тоже. И что ртутный градусник нагреть до заветных 37 градусов пытался не только я. Обидно было как-то даже осознавать, насколько я обычен. С другой стороны — очень утешает, что не я один приклеивался на морозе языком к металлической ограде (вот кстати — что такого невероятно притягательного в этих оградах, что сотни детей приклеиваются к ним?! сам уже не помню. Вот жена сейчас подтвердила, что она умудрилась приклеиться языком, катясь с железной горки, к этой же горке…). И что смущенно пытался так скрестить пальцы ног, чтобы не было видно дырки в носках — тоже не я один… Что бы я ни делал или не переживал в своей жизни — с вероятностью в 99% это же делало множество мужчин и женщин.

Обнаружение и ощущение общности этого опыта — одно из самых приятных и освобождающих от изолирующего стыда человеческих переживаний. Это здорово — обнаруживать, что ты не один в своей нелепости, уязвимости, тревожности, глупости, растерянности, в своих ошибках… Что бы мы ни натворили — всегда будет множество людей, которые натворили это же самое, но раньше нас. Героем-одиночкой быть красиво и пафосно, но до чего же много в «избранности» стыда… Не зря же один из важных процессов в групповой и индивидуальной терапии — как раз обнаружение того, что происходящее с нами — не уникально. Будь то просто нелепые ситуации, или тяжелые события, оставившие свой след из боли. И это не обесценивание, а признание того, что наш опыт — часть общего моря человеческого несовершенства, которое было, есть и будет. И мне лично от этого теплее становится.

Смысл психотерапии

Одной из моих любимых идей про психотерапию и в целом про развитие нашей психики является идея, что смысл психотерапии — не в том, что мы берём что-то, что нам не нравится, и заменяем на то, что хотим. К сожалению, это так не работает из-за того, что работа психики не управляется простыми сознательными волевыми усилиями. Напрячься-то на короткое время можно, но потом то, что мы решили в себе взять и отменить, или как вода, порвёт плотину (и ты обнаруживаешь себя ночью у холодильника с колбасой в зубах или вечером орущим на ребенка), или же тихо-тихо, без спецэффектов, вернёт нас в привычную колею (и новый возлюбленный — совсем как прежний козёл).

Суть развития психики (и психотерапии — как одного из инструментов) заключается в том, что у нас появляется выбор — поступить иначе. Но не через привычное волевое сверхусилие, а потому что привычный, «накатанный» способ даёт сбой, и мы что-то делаем по-другому из-за того, что в психике «вдруг» исчезает то напряжение, которое раньше не оставляло выбора. И ты не кричишь на ребёнка, так как «почему-то» перестало быть стыдно перед Марь Иванной, а не потому, что изо всех сил сдерживаешься. И прекращаешь общение с тем, кто в упор тебя не слышит не потому, что так «правильно», а потому, что уже не получается привычно гасить свое отвращение… Потом это все может ещё не раз вернуться — и стыд, и подавление отвращения, и ещё много чего. Но именно появление этого сбоя в привычном (который тоже происходит вне сознательно го контроля) сигнализирует — в психике появилось место для нового опыта, пора его себе организовывать, и он уже не будет выдавлен. А вот чтобы «сбой» случился — для этого и нужна эта иногда нудная «работа с собой» — обнаруживать, наблюдать, описывать, проживать, экспериментировать. Снова и снова…

Доверие

По моим личным наблюдениям, из всех социальных эмоций, переживаний и состояний меньше всего мне попадаются упоминания о доверии. И это при том, что одним из важнейших факторов, который делает невозможным близкие отношения, является как раз отсутствие его или разрушение — а разрушенное доверие восстановить бывает крайне сложно.

Доверие — это психологическое состояние, при котором я ощущаю, что другой человек не просто не хочет причинить мне вреда, а искренне стремится быть со мной бережным и аккуратным (степень бережности зависит от того, насколько близки наши отношения). Мое доверие к другому позволяет мне довериться ему — то есть быть в его присутствии уязвимым, а иногда даже сообщить ему что-то глубоко личное и интимное, не опасаясь, что за это меня застыдят, это всплывет где-то или будет использовано против меня. «Я доверяю тебе» для меня значит «я верю, что ты не будешь действовать мне во вред». У меня есть ощущение, что в душе другого человека есть мой образ, и при совершении действий, которые могут меня как-либо затронуть, этот человек будет иметь в виду этот образ, если нет возможности обратиться ко мне напрямую.

Для возникновения доверия в отношениях важны как предыдущий личный опыт (как часто ранее это доверие обманывалось, способность к привязанности), так и ряд обстоятельств, касающихся непосредственных отношений людей. Вот о них я подробнее хочу сказать – если этого в отношениях не будет, доверие или не возникнет, или быстро будет разрушено.

1. Предсказуемость поведения партнера по общению. Отношения с непредсказуемым по поведению и настроению партнером в тяжелых случаях превращается в ад. Сегодня он или она меня любят, а завтра они уже холодны, как лед, причем иногда понять, в чем причина, никак не получается. Или на свидании мужчина обаятелен, общителен и полон восхищения, а как только оно закончилось – все, пропал на неделю-другую. Или поругались сильно, а наутро следует попытка сделать вид, что «все нормально, ничего не было». Или вечером не вернулся домой, а внезапно обнаружился в баре с друзьями, не предупредив жену. Предсказуемость – это когда я примерно понимаю, кто мой партнер по общению, чем она занимается, где она бывает, что любит, где обычно находится. А понимаю я потому, что партнер или последователен в своем поведении (если был интерес на свидании — он продолжается и после него), или в своих планах имеет в виду меня (хотя бы предупредить, где находится и когда примерно будет). Неприятные сюрпризы для доверия разрушительны.

2. Надежность. Это значит, что когда я даю тебе обещание, невыполнение которого может причинить тебе вред, то я его выполняю. Или, если не получается, делаю всё, чтобы этот вред свести к нулю (предупреждаю, ищу альтернативы, компенсирую). Да, мы все периодически давали слово, которое потом не держали – я так точно не отношусь к таким людям, которые ВСЕГДА делают то, что обещали, для своих близких, друзей или коллег. Могу элементарно забыть о чем-то. Но на надежность влияет именно то обстоятельство, насколько затронуты интересы другого и насколько он может пострадать от невыполнения мною обязательств. И чем сильнее пострадал – тем бОльший удар доверию я наношу. Даже возможное обстоятельство, что и я тоже пострадал, тут не оправдание. Впрочем, большое количество мелких «невыполнений» может быть точно так же деструктивным

3. Уважение к жизни и переживаниям другого человека. Уважать для меня – это замечать. Если я аккуратен и уважителен с другим человеком, то я, зная что-то про него, буду действовать в соответствии с этим. А то знаю я массу историй, когда, например, мужья или жены были в курсе вкусовых предпочтений своих половинок, и стабильно готовили еду, которая полностью это знание игнорировала – то есть не уважали. Не любишь грибы? Зато я люблю, вот тебе картошечка с грибочками. Ну, выковыривай их, что уж тут поделать… В такой ситуации вполне логично будет предположить, что если ты не считаешься со мной в обычных вещах – как ты будешь считаться со мной и с моими чувствами в более серьезных вопросах? Позиция «я забочусь о своих интересах, а ты – о своих» доверия не порождает. Оно рождается в отношениях «я забочусь о своих интересах, но если они затрагивают тебя – я обращаюсь и к тебе».

В конечном итоге проверить, можно ли доверять человеку, получится только доверившись – и увидев, как человек обращается с чем-то очень важным, нежным, уязвимым, чувствительным для нас. Грубо, равнодушно, бережно? Но если я, например, непредсказуем, ненадежен и не склонен замечать партнера (даже когда он или она прямо что-то о себе сообщают) – то ничего странного, что желания довериться в чем-то важном не возникает. И доверять не хочется тоже. Простые вещи – но люди продолжают удивляться.

Между роботом и обезьяной

Ну что, хорошие новости подошли 🙂. Вышла-таки моя книга. После долгих дискуссий решено было остановиться на названии «Между роботом и обезьяной. Искусство найти в себе человека». Она уже есть в Лабиринте в предзаказе (https://www.labirint.ru/books/786126/) , на сайте издательства «Неолит» (https://forum-books.ru/…/mezhdu-robotom-i-obezyanoj…/ — если напишете, что от меня, то стоимость 650 с доставкой в любой город) и скоро будет на Литресе в электронной форме. А в магазинах через неделю-другую можно будет посмотреть.

0
Из аннотации: «Множество обращений к психологам и психотерапевтам связано с тем, что люди выгорают на работе и в семье, относясь к себе как к машинам с бесконечным ресурсом. Один из вопросов, который часто задает себе человек — «как мне относиться к себе»? Как к живому, чувствующему, страдающему и радующемуся существу, или как к роботу с набором функций, вся ценность которого заключается в том, насколько успешно и быстро он выполняет свою работу? В книге затронуты такие вопросы, как функциональное и эмоциональное отношение к себе, насилие над собой и другими, способность заботиться о себе, поддержка и самоподдержка. Особое внимание уделено «внутренней обезьяне» — нашим эмоциям и тому, как их распознать, о чем они пытаются сообщить и как с эмоциями обходиться, чтобы они были нам поддержкой, а не врагом или помехой».

Я честно стремился и в самой книге найти баланс между рациональным объяснением чего-либо и эмоциональным проживанием того, о чем идет речь. Есть вставки, состоящие из моих постов, которые публиковались здесь, но в основе своей книга — новая. О том, как мы ищем свои собственные, человеческие способы жить, находясь между неживым, функциональным, зажатым правилами и нормами способом — и между спонтанным, ярким, полным жизни, но при этом грозящим хаосом и разрушением путем (младенец — идеально спонтанное и естественное существо, но вряд ли нам захочется иметь дело со взрослым «младенцем»). Идея не в том, что быть функциональным роботом очень плохо, а эмоциональной обезьяной — хорошо, а в том, что нам постоянно приходится выбирать между этими двумя крайними полюсами.

В первой части книги речь идет про функциональность и эмоциональность, про человеческую агрессивность (в гештальтистском понимании), про грань, переступая которую, мы переходим к насилию (над собой и над другими). Есть и про столь «любимую» многими пассивную агрессию, про наши базовые потребности (в безопасности, принятии, признании и потребность в смысле). Это не учебник — охвачено далеко не все, но я надеюсь, что получился именно разговор с читателем о тех важных вопросах, которые очень часто затрагиваются во время психотерапии. Заканчивается эта часть «тремя правилами самоподдержки» (какие — узнаете в книге :)).
Вторая часть целиком посвящена эмоциям — зачем они нам и как с ними обходиться (а они не являются самоценными — у них есть вполне конкретные задачи). Главная (но не единственная!) идея — что каждая эмоция несет определенные сообщения человеку, сигналы о реакциях его внутреннего мира на происходящее. И важно попытаться их распознать. Это тоже не научный трактат, я не сильно заботился о четкой классификации и полноте охвата. Но место нашлось для таких переживаний и чувств, как: тревога, страх, злость, стыд, вина, гордость, уважение, благодарность, зависть, обида, жалость, высокомерие, унижение, презрение, отвращение, горе, тоска, отвержение, нежность, привязанность и любовь. А последняя глава — про опыт близости. Мне кажется, доброе завершение 🙂.

Я очень благодарен многим своим коллегам за мысли, которые они высказывали как в личном общении, так и в своих статьях и книгах — в конце концов, моя книга — это переложение своим языком того, о чем мы часто разговариваем. Благодарен и всем своим клиентам — если психотерапия основана на отношениях, то невозможно оставаться не затронутым, не обогащенным тем жизненным и эмоциональным опытом, которым со мной делятся… И если книга поможет приблизиться читателю к самому себе — то я свою задачу буду считать выполненной. В конце концов (цитируя самого себя), «счастье — не в том, чтобы стать лучше или получить больше, а в том, чтобы услышать и обрадоваться самому себе». Очень волнуюсь по поводу того, зайдет ли она читателям (с периодическими наплывами «синдрома самозванца», но все, что можно было, уже сделано — остается ждать.

Упускаемая жизнь

HourglassMeaning1

Иногда нам бывает трудно обращать внимание на актуальные вызовы жизни, стоящие перед нами, и энергия эмоций, которые рождаются в ответ на столкновение с этими вызовами, перенаправляется на что-то совсем другое — пусть и косвенное связанное с избегаемым.

Так, несколько лет назад меня вдруг очень сильно озаботили мои родинки. Ну, всем известно, что из них может развиться меланома, и поэтому хорошо бы периодически обращать внимание на них. Я на протяжении трех десятков лет этим совсем не заморачивался, а потом раз — и вдруг сразу несколько родинок — совсем не новых — стали предметом моего беспокойства. Параллельно я вдруг сильно озаботился тем, чтобы меня не кусали клещи — энцефалит и все эти прочие болячки. Но опять-таки: я два десятка лет ходил в экспедиции, с прививками и без прививок, снял с себя просто невероятное множество как впившихся, так и не впившихся насекомых. Да, небольшая тревога меня всегда сопровождала в моменты, когда я выкручивал клеща из собственной кожи, но чтоб вот так сильная тревога и еще вообще ДО моего похода куда-то в лес?

В общем, следил я за своими родинками — увеличились, не увеличились? Края ровные или нет? Цвет как, не поменялся? Устав от этого мониторинга, обратился к врачу. Вердикт был — все в порядке, никаких патологических изменений. На время успокоился, но потом вдруг мелькнула мысль — «а вдруг он что-то пропустил». И я ухватил эту мысль за хвост: похоже, дело не в родинках. Тревога, возникающая как будто бы «сама по себе», блуждает во мне, находя все новые и новые объекты, чтобы уцепиться за их и обрести форму.

И в разговоре с коллегами как-то прозвучала мысль: такая тревога, связанная со здоровьем, иногда возникает тогда, когда ты что-то очень важное упускаешь, не успеваешь в своей жизни. И тогда обостряется страх смерти — вдруг ты умрешь, но не успеешь этого. Но что именно?

Постепенно картина стала проясняться. Моя жизнь к тому моменту медленно, но верно превратилась в функциональную. В ней было много долга, много обязанностей, много текущих задач, роли отца и мужа, но всё меньше и меньше оставалось собственно самой жизни. Этот переход часто совсем незаметен — ты то тут, то здесь себя «поднагружаешь», берешь еще одного клиента (всего лишь один, что такого?), сокращаешь время отпуска (много задач и планов, нужно больше работать и зарабатывать, да и минус два-три дня — что они изменят?). Много включаешься в дела семейные — что-то ремонтировать, помогать с домашками, покупать мебель, выслушивать про школьные и не только проблемы… Всего по чуть-чуть, это не резко свалившаяся гора работы, когда ты ясно и четко ощущаешь всю тяжесть нагрузки… А где среди всего этого функционирования — безусловно важного и ценимого близкими — ты? Получается, ты спасаешь мир — но не для себя. Жизнь уходит, превращаясь в функциональное существование — и страх ее утраты так причудливо воплотился в беспокойство о родинках и едва заметное ощущение тоски. Не о здоровье я тревожился — а об утекающем безвозратно времени моей жизни, когда можно остановиться — и побыть только с собой, солнцем, небом, ветром, любимой книгой… Даже с любимыми детьми и женой, но не как отец и муж-функция, а как теплый, близкий человек — расслабленный, получающий удовольствие от контакта, разрешающий себе брать, а не только отдавать, постоянно думая про то, это и вон то.

Важно за всеми этими тревогами не упустить собственную жизнь…

Чаша матери

u3LUr71D-c4

Представь, что тебе-ребенку мама вручила в руки чашу, до самых краев наполненную водой. «Возьми, доча — это мои чувства и моя жизнь. Тебе нужно очень-очень аккуратно ходить с чашей, и главное — не пролить ни капли. От каждой капли, упавшей на пол, мне будет очень и очень больно. Ты же хорошая девочка — ты позаботишься обо мне?». И ты киваешь головой — конечно, почему бы и нет?

Но с этого момента в нашу жизнь приходит напряжение. Никаких лишних движений — маме будет больно. Тело становится деревянным, шаги — осторожными, а взгляд прикован только к этой чаше, в которую вцепилась окоченевшими руками. И все равно, даже при всех стараниях, капли проливаются — и мама вскрикивает. Тебе стыдно, страшно, виновато — и прилагаешь новые усилия. А собственная чаша стоит где-то в стороне и высыхает. Но о ней толком и не вспоминаешь…

А мама? А ей на самом деле тоже не шибко спокойно. Ведь в руках ребенка — ее собственная жизнь. И поэтому она постоянно следит за тем, что делает и как ведет себя дочь. Туда не ходи — там скользко, упадешь — всю меня разольешь. Тут земля дрожит. Здесь слишком мягко — устойчивость потеряешь. И вообще вот тут лучше стой — хорошее место, я его тебе оборудовала, чтобы ты не делала никаких лишних движений. Аккуратнее!!!

Жесткая, скрепленная страхом и виной связь. Напряжения так много, что в голову даже не приходит вопрос о том, а почему это я должна держать в руках мамину чашу? Почему не мама сама? А когда, в конце концов, этот вопрос приходит в голову, ответ часто таков: не будь эгоисткой! Он обжигает виной, и все идет по-старому.

Причем просто так на землю эту чашу не поставишь. Не только потому, что обязательно прольется много воды и будет много боли. Но и потому, что за годы держания чаши вообще забываешь, что у тебя есть своя, валяющаяся где-то в пыльном углу. И возникает ощущение страшной пустоты, и нужно срочно схватиться за что-то, чтобы руки снова ощутили привычную наполненность. И ближе всего — мамина чаша. Заодно эгоисткой не будешь…

А если все-таки заметишь свою, и, поставив мамину, возьмешь собственную? Ты можешь увидеть, как родитель выплескивая воду из своей чаши, кричит: «смотри, что ты делаешь? Ты мне делаешь больно!»

Вот когда ты переживешь удивление: «Мама, но это же ТЫ сейчас выплескиваешь воду из чаши и причиняешь себе боль! Я эту чашу даже не трогаю! Это же ты сейчас пнула свою чашу, которую я аккуратно поставила на землю, а не я, как ты пытаешься уверить меня!» — вот когда ты сильно-сильно этому удивишься, то тогда можно сказать: сепарация завершилась. Ты сможешь грустить по поводу того, что делает с собой мама (или кто-то еще из очень значимых близких), сможешь проявлять интерес к тому, что есть в ее чаше, предлагать взглянуть в свою, предлагать свою помощь в том, чтобы помочь обращаться с чашей аккуратнее, но узел вины за то, что недостаточно ловка была с чужой жизнью, развяжется. Важно увидеть — и сильно-сильно удивиться…

******************************
UPD. Мама (реальная или существующий образ в нашем сознании) отдает свою чашу не по злому умыслу. Чаще всего она сама всю жизнь носила чужие чаши, и очень плохо представляет, как это — нести свою. Но эту задачу кроме нее решить не сможет никто.

Странные миры

1365632448_1761185553
Я иногда задаю вопрос: как будет выглядеть тот мир, для которого предназначены многочисленные правила и требования, унаследованные от авторитетных фигур? Каким должен быть мир, в котором эти установки — очень эффективны и целесообразны? И когда люди начинают размышлять и даже фантазировать над этим, получаются очень странные миры — и очень часто к нашей планете они отношения не имеют…
Далее

Заметки на полях консультаций-1

Эти короткие заметки я делаю после сессий с клиентами, в которых родились эти мысли. Возможно, что-то будет интересно и вам.

Привычная нам логика войны с самим собой («хочу избавиться от…», «хочу побороть в себе…», «уничтожить свое…», «как искоренить…») часто игнорирует одно важную особенность нашей психики как великого инструмента адаптации организма к этому миру. А именно: что-то в нашей психике исчезает потому, что перестает быть нужным, а не потому, что было удалено.
**********************
Далее

Невидимое «Я»

Чужое «Я» распознается по его сопротивлению. Если рядом с нами человек, который всегда во всем с нами согласен, который всегда говорит «да» — мы его совершенно естественным образом (а не по злому умыслу) видеть не будем. Потому что он — наше продолжение, тень, которая слилась с нами и поэтому ощущаться не может. Возможность увидеть рождается в момент, когда эта тень вдруг говорит: «у меня иначе». И ты можешь смотреть на этого человека или с испугом (это как если бы то, что мы считаем своей рукой, вдруг обрело свою волю), или с любопытством, если ты готов признать это чужое «Я». И в первом случае пытаешься подавить этот бунт своей руки, а во втором случае — рождаются отношения… Это касается и нашего собственного «Я» — мы невидимы и у нас нет отношений до тех пор, пока не прорежется уже наше «а у меня иначе». И в психотерапии, когда речь заходит об отношениях с другими людьми, одна из важнейших задач — научиться так, чтобы себя в этих отношениях выражать как можно яснее. Как с этим обойдется второй человек — уже другой вопрос, и он лишь в очень малой степени зависит от нас.

С чего начинается насилие

Мне доводится иногда разговаривать с мужчинами, которые систематически прибегали к прямому насилию в семье — били «своих» женщин, в том числе и в присутствии детей. Потом шло «примирение», и дальше по накатанной, хорошо известной колее. Причем это были не какие-нибудь ужасные психопаты (эти с психологами не разговаривают), а обычные мужчины, по которым и не заподозришь избиений — никаких тебе квадратных челюстей, бугрящихся мышц и дикого взгляда. В их личной истории — бездна физического и психологического насилия уже над ними, когда их пытались сломать в труху и «пересобрать» в удобную, правильную для родителей модель. Правильная модель не получилась — только изуродованная шрамами старая, а неспособность остановиться, когда сталкиваешься с чужой и не поддающейся тебе волей — усваивается. Встречаешься с чужим «нет» или возмущением? Нужно только надавить…
Далее